Беседуя с крестьянами на эту тему, Лобанович узнал от одной молодицы, почему матери не пускают дочерей в школу. Лет пять назад ходила учиться одна девочка, одна на всю школу. И училась хорошо, да заболела как-то зимой и умерла. Наверно, с ученья и болезнь приключилась. Так думают матери, и никто из них после этого не отваживается послать свою дочку в школу.
Теперь у Лобановича уже есть небольшой учительский опыт. Пока что он больше играет с детьми, чем учит их, — пусть привыкают к школе, осваиваются, постепенно втягиваются в свою новую жизнь. И он занимается с ними только до обеда. А среди малышей есть такие славные ребятки, и особенно выделяется из их среды Алесик Грылюк. Алесик выглядит заброшенным и одет беднее всех. Рубашечка у него рваная, немытая, заношенная.
— Почему ты такой грязный? — спрашивает его учитель.
Алесик молчит. За него отвечают мальчики:
— Он сирота, у него мать умерла.
Алесик печально склоняет головку и тихонько перебирает пальчиками по парте.
Жалко малыша.
Лобанович молчит, смотрит на него, потом подходит и ласково говорит:
— А все же, братец, ты уже сам умыться можешь.
Заходит разговор о чистоте. Ведь все мальчишки не безгрешные в этом отношении. Волосы у них длинные, нечесаные, присмотришься — вши ползают. Руки — хоть репу сей.
В школе есть машинка для стрижки. На школьном дворе во время перемены учитель стрижет своих маленьких учеников. Тут же стоит блюдечко с керосином и вата. Острижет — окунет вату в керосин и вытирает вшивые головы. Вши сразу мертвеют. Детям очень интересно смотреть, как срезаются ровными рядами пряди волос, они тычут пальцами в голову, указывают на грязь. Потом под наблюдением учителя моют остриженные головы, лица и уши.
Работа в школе помогает Лобановичу быстрее "пустить корни" на новом месте, глубже ощутить полноту жизни. Пока не все ученики собрались в школу, у него остается свободное время. Он пользуется этим для лучшего ознакомления с Выгонами. За несколько дней он обошел все окрестности, осмотрел дороги и тропинки, — ведь в этом знакомстве всегда есть нечто свежее и интересное. А недавно ездил и в Пинск. Связь с городом простая и легкая — три раза в неделю посылает волость подводу на почту. В Пинске же он и лавку себе облюбовал, где можно брать кое-что в долг, — деньги ведь не всегда бывают в кармане. Для Алесика он купил бумазейную рубашку и поясок, жалко было заброшенного мальчика и хотелось чем-нибудь скрасить его жизнь.
В свободные минуты заходит учитель в волость, где у него появились уже знакомые и можно завести новые знакомства. А на селе порой встретишь веселую и смешную картинку крестьянской жизни.
Недалеко от волости есть пивнушка. Содержит ее Максим Гулейка. В последние дни возле пивнушки заметно необычное движение. Чаще заходит туда и старшина Захар Лемеш. Сам старшина твердо на ногах держится. Видимо, блюдет себя, дело какое-то обделывает. У старшины определенная цель. С крестьянами он ласковый, задабривает их и щедро угощает. Лобанович не в курсе дела, остается только обычным зрителем того, что происходит возле пивнушки. А там взад и вперед снуют люди. В пивнушку идут серьезные, со следами житейской заботы на лицах, а выходят из нее раскрасневшись, и ноги их ступают невпопад. Тут уж и песню услышишь, и самую задушевную беседу, и самую ласковую брань, без примеси даже и капли злости. Просто людям весело и хорошо, как, например, вот этому хромому дядьке Есыпу.
Есып уже пожилой человек. Борода его свалялась войлоком, а в самом конце хвостиком закрутилась, как в неводе мотня. Края черной свитки разошлись в стороны из-под широкого домотканого пояса. Белая длинная рубаха расстегнута. Широкая прореха открывает грудь и живот до самого пупа. Старый картуз съехал со своего обычного моста на голове и повернут козырьком в сторону. Все это делает фигуру дядьки Есыпа необычайно потешной. Выражение же его лица самое ласковое, самое добродушное. Движется Есып как-то вприпрыжку. В этом виновата его хромая нога, а пиво только слегка водит его по сторонам.
Посреди волостного двора дядька Есып останавливается, ворочает головой вправо и влево. Видит учителя, подает руку.
— Здравствуйте, пане учитель. Вот немного выпили, — рассказывает Есып. — Ты свое дело знаешь, а мы свое. И всем нам хорошо! — повышая голос, говорит он. А потом вдруг меняет тон, как бы спохватывается: — Ты учи, учи нас и деток наших, потому что мы глупые. Ой, какие мы глупые!.. Учите, учите, — понижает голос дядька, — я вам не компания… Простите меня!
Есып берется за шапку, намереваясь снять ее, но никак не может нащупать козырек и потихоньку отходит и кланяется, а потом решительно направляется в ворота. Выходит, прихрамывая, на улицу и снова останавливается, оглядывается. На глаза ему попадается церковь. Дядька кивает сам себе головой и заводит:
Пропел немного и бросил, а может быть, Шугай Михалка помешал, идя навстречу.
— Михалка! — останавливает его Есып. — Знаешь, браток, что?
— А что? — спрашивает Михалка.
— Побей ты меня! Побей, браток!
Михалка смотрит на Есыпа и смеется.
— Ты не смейся, а побей меня.
— Как же я, дядька, буду бить вас? За что?
— Не спрашивай, за что, а возьми и побей меня, — стоит на своем дядька Есып.
— Ну, как я буду бить вас? Вы же все-таки старый человек.
— Го! Спрашивает, как будет бить… Дай по морде — и все.
— У меня же и злости на вас нету.
— А ты разозлись, браток, и тресни.
— Не за что бить вас, дядька.
— Брешешь, Михалка, есть за что! Не потакай ты мне. Прошу — побей меня! Если ты меня не побьешь, то я пойду и буду бить свою старуху.
— Не надо, дядька, драться, лучше в согласии жить.
— Так не хочешь бить меня?
— Нет, не хочу.
— Ну, так черт же тебя побери! Найдется и без тебя добрый человек.
Дядька Есып трогается с места и ковыляет дальше по улице. Он чувствует себя в чем-то виноватым. Ему хочется, чтобы его покарали, побили. А может, это только чудачество подвыпившего человека. Он что-то бормочет себе под нос, шарит рукой вокруг картуза, нащупывает козырек и поворачивает картуз козырьком к затылку. Встречая девчат либо молодиц, он подзывает их к себе и просит, чтобы они поцеловались с ним. Молодицы убегают, кто молча, а кто посмеиваясь над ним.
Миновав середину села, Есып встречает Тимоха Жигу. Еще издалека он расставляет руки, чтобы перенять Тимоха.
— Стой! — кричит он.
Тимох останавливается, смотрит на Есыпа.
— Куда идешь, собачий сын?
— Иди, иди! — отзывается Тимох.
— Я иду и пойду, вот оно что! Тимох, хочешь быть человеком — дай мне в морду.
Удивленный Тимох окидывает взглядом дядьку Есыпа. Легкая усмешка мелькает на его лице, и не успел дядька Есып вымолвить слово, как Тимох Жига трах ему по уху. И Есып бряк о землю, дрыгнув в воздухе хромой ногой.
— Ой, трясца твоей матери, Тимох! Как же ловко ты дерешься. Ну и крепко же дал!
— Так ты же просил?
— Просить-то просил, но зачем было так крепко бить?.. Вот злодей! Вот арестант!
Тимох, усмехаясь, идет дальше, а Есып поднимается, кляня его. Люди вокруг смеются, а дядька только говорит:
— Хорошо дал, гад. Разве догнать его да выпить с ним…
От помощника писаря узнал Лобанович о причине необычайного оживления возле пивнушки. Всего несколько дней остается до выборов старшины. Захар Лемеш доживает последние моменты своего старшинского трехлетия. Захару очень хочется остаться старшиной еще на три года. На сей счет у него есть много своих соображений. Во-первых, это льстит его самолюбию: ведь старшина — первая, можно сказать, правительственная особа в волости. Во-вторых, само старшинство имеет в себе много привлекательного, заманчивого. В-третьих, у Захара Лемеша есть тайная мысль прослужить старшиной сразу, без перерыва, три срока. Если ему это удастся, он выслужит почетный кафтан. В Пинском уезде, кажется, есть один только старшина, который заслужил почетный кафтан, и этот старшина — тесть Захара Лемеша. И тесть, и жизненная практика учат, каким способом достигаются те или иные цели. С земским начальником он в хороших отношениях. С земским, конечно, выпивать Лемешу не пришлось, но кое-что перешло из его кармана в карман земского. Теперь же Захар подготавливает себе почву в пределах волости, щедро заливая глотки своих жадных на выпивку выборщиков.