— Вот давай, брат, потрясем эту завоинку, — предложил Мартин.

Завоиной называлась полоса стоячей воды возле берега. Обычно она зарастала разной травой, кувшинками, мокрицей, камышом. С самого дна поднималась длинная, во всю глубину реки, трава, словно тонкие нити. Выбравшись на поверхность, она расстилала по воде овальные беловатые листики. Попадались местами возле берега тростник и аир. В этих водяных зарослях пряталась рыба, отдыхала после жирования или просто спасалась от своих заклятых врагов — щук и окуней.

В рыбацком деле верховодил дядя Мартин, как самый опытный и ловкий по части ловли рыбы. Он взялся за один край обруча, на котором была натянута сетка, а помощник его — за другой, и оба тихонько-тихонько начали пробираться к берегу. Сетку легонько вели в воде. Бывали такие случаи, когда какой-нибудь неразумный язь либо лещ, удирая "на воду", попадал в сетку.

Ведя сетку, дядя выбирал такие местечки, где, по его мнению, могло что-нибудь попасться, и команду своему помощнику отдавал шепотом.

— Осторожней, осторожней! Ну, спускай сетку на дно, тихонько, тихонько, да смотри, чтоб она не повисла на коряге либо на кочке, не то рыба низом пройдет. Ну, ставь!

Сетку плотно ставили на дно в соответствующем месте. Андрей стоял неподвижно возле края сетки, пока дядя Мартин, держась за обруч с противоположной стороны, не заносил как можно дальше ногу и не загребал — "топтал" ею, медленно гоня рыбу. Вслед за ним также заносил ногу и болтал ею Андрей, чтобы рыба не оставалась возле берега. Затем вдвоем они поднимали сетку, причем поднимать нужно было быстро.

Когда подняли сетку в первый раз, из мотни бухнула здоровенная щука, высоко подскочила вверх, описала в воздухе дугу и вот-вот готова была шлепнуться в воду. Дядя Мартин рванулся, как тигр, и подставил сетку, чтобы подхватить ее. Прибежали Якуб, сторож Янка. И какова же была общая радость, когда щука фунтов на пять начала биться в сетке!

— Нет, брат, дудки! — торжественно проговорил Мартин.

Вдвоем с Андреем несли они сетку на берег, держа ее устьем вверх, и, только отойдя подальше от воды, перевернули. Ладная щука, еще, может, более крупная, чем показалось вначале, долго трепетала, подскакивала на траве, пока не ослабела.

— Ну и ловкач вы, дядя Мартин! Если бы не вы, плавала бы щука в Немане! — с искренним восхищением говорил Янка.

— Это, брат, редкий случай, просто повезло, — заметил Мартин. — Но если кому суждено попасть в горшок или на сковородку, тут уж ничего не попишешь.

Дядя Мартин редко когда позволял себе выхваляться ловкостью, хотя и был человек умелый и ловкий. И все же пышный ус Мартина еще долго шевелился от счастливой улыбки.

— Так, брат, и я скоро сделаюсь рыбаком, — сказал Янка.

Случай со щукой вызвал много шуток и веселых разговоров. Дядя Мартин и Андрей сразу же снова полезли в Неман. Солнце еще не зашло, но его огромный красный шар уже приближался к поверхности земли. Завоина же была почти вся впереди. Рыбаки еще более осторожно подвигались вдоль берега. Шептались, ставили сетку и поднимали ее. Дядя Мартин тихо говорил:

— Если почувствуешь — сетку толкнет что-то, так хватай сразу вверх: это наверняка будет щука.

Почти в каждый заход попадалась кое-какая мелкая рыбка. Попадалась и порядочная. Много волнений рыбакам и наблюдателям стоил язь. Правда, он оказался фунта на два, но возни и шума в сетке наделал фунта на четыре. И, однако, все были довольны, тем более что, кроме язя в сетке плескались порядочные лещи. Часто попадались плотички, окуни, ельцы. Вкатился в сетку и неповоротливый налим и один очень важный и ленивый линь. Он лежал в сетке так спокойно, что дядя Мартин вначале его не заметил и чуть было не выкинул в воду.

Наступал вечер, смеркалось. Пришла пора вылезать из воды, но Мартин во что бы то ни стало захотел еще раз поставить сетку возле кустиков аира. Прилаживались долго, осторожно. Наконец дядя болтнул ногой. Потоптались немного. Мартин с большой надеждой поднял сетку. Рыбы по было, зато важно сидела толстая зеленая лягушка и удивленно смотрела на незнакомую обстановку. Якуб так и покатился со смеху.

— Поймали плотку, что не лезет в глотку! — хохотал он.

Дядя Мартин вытряс сетку, затем выполоскал из нее грязь и тину на чистой, быстрой воде.

Рыбаки старательно вымылись и полезли на берег одеваться и подсчитывать трофеи. Ловля оказалась более чем удачной. Дяде Мартину пришла мысль — наиболее крупную рыбу отнести завтра утром или, еще лучше, сегодня в Панямонь. А завтра как раз пятница, вечером наступает еврейский праздник — шабес. В такое время на рыбу необычно большой спрос. План дяди Мартина поддержали. Дома рыбу перебрали. Помельче оставили себе, отборную же Андрей и Янка потащили в Панямонь. За порогом Янка сказал:

— Плакал-рыдал — бог не помогал, а стал танцевать — начал бог помогать.

— Мы попали в хорошую полосу, — согласился Лобанович. — А то, что принесет завтрашний день, пусть будет также радостным.

— Хорошо на лугу во время сенокоса, — признался Янка.

XXIX

Порой, как говорится, человек попадает в счастливое течение, и оно так ласково носит его по волнам жизни. И ты сильно желаешь, чтобы это течение как можно дольше колыхало и нежило, покачивало тебя, нигде не тряхнув, не подбросив на перекате. Но так бывает очень редко и очень недолго. Счастливое течение твое вдруг кончается, улетучивается, как легкий утренний туман, и ты остаешься возле того же старого, разбитого корыта.

Андрей и Янка увлеклись рыбной ловлей. Им вначале везло. На рыбе они немного подкормились. Янка говорил порой:

— Черт ее побери, учительскую службу! Переведу стрелки на рыболовство!

Янка даже мечтал приобрести вторую топтуху: ведь если они одной сеткой в среднем ловили по десяти фунтов, то в две поймают полпуда.

Андрей по этому поводу сказал Янке:

— Однажды я шел через мост в Панямонь. Под мостом лежало старое русло Немана — Немчище, заросшее кувшинками и разной травой. В мелком и грязном озерке топталась с бреднем вереница женщин. Когда им удавалось поймать рыбу, они шумели, кричали, причитали. Одна, уже немолодая панямонская мещанка, держа в зубах и посасывая, как соску, большую папиросу, с увлечением говорила: "Вот наловлю рыбы и, ей-богу, куплю коня!" Не похож ли ты на эту женщину?

— И зачем ты разрушаешь мои, может, самые лучшие мечты? Неужто человек не имеет права хоть в мыслях почувствовать себя счастливым?! — воскликнул Янка.

— И та женщина была счастлива в своих мыслях, а вот купила ли она коня за пойманную рыбу — не знаю. Вероятно, нет.

Косьба, счастливая пора, тем временем кончилась. Дядя Мартин однажды сказал Андрею:

— В этом году с сеном у нас будет туговато. Придется телушечку продать. А жалко! Хорошая телушка…

— Знаешь, дядя, а что, если вспахать кусок луга возле огорода, где капуста, да засеять овсом с викой, удобрив немного навозом?

Мартин задумался.

— А что ты думаешь? — проговорил он.

Мысль эта ему понравилась.

На следующий день Андрей с Янкой, возвратясь с рыбной ловли, увидели вспаханный лужок, старательно взбороненный и даже приглаженный валиком. Андрей тайком носил на засеянное место золу и, не жалея, рассеивал ее, пока не увидел, как густо и зелено всходят овес и вика.

Еще во время косовицы Лобанович получил письмо от Райского, секретаря несуществующего учительского бюро. "Знаешь ли, старина, — взволнованно писал тот, — какая важная новость! И кто бы мог поверить! Шмидт, редактор "Менского голоса", отвел место в своей газете для статьи о нашем неудачном собрании, берет нас под защиту! Какой зверь в лесу подох? Вот тебе и Шмидт! Выходит, если не родной, то крестный батька!"

Андрей и Янка весело смеялись, читая это письмо, но раскрывать тайну появления статьи считали ненужным и даже вредным. В ответном письме они выразили радость свою, говорили о своих надеждах на счастливый конец и набрасывались на бессмысленность всей чиновничьей возни вокруг учительского собрания. И все-таки добавили евангельские слова, уверенные в том, что их письмо чиновничьих рук не минует: "Бойся всевышнего и не говори лишнего".